Вопрос к себе

По моим, может быть и ложным, наблюдениям множество „простых“ людей, не отрицающих принципиально существование Бога („где-то что-то есть“), отделяют его от текущей реальной жизни. Получается нечто вроде: вот — Бог в церкви, и мы иногда по традиции, или из опасения, или попросить чего сходим к нему, а вот — жизнь.

Возможно, важно как раз это — помочь нам найти Его именно в этот момент, именно в этом месте, именно в этом человеке, именно в этом обстоятельстве. Может быть, тогда можно научиться чувствовать Его присутствие, Его волю, Его помощь. Бабка моя всегда говорила, пока еще жива была: „Бог сам не придет, человека пошлет“.

Есть у меня подруга, которая думает примерно так же. И к этой мысли ее привело множество самых разных происшествий, случившихся за многие годы, но начало положила одна короткая встреча, о которой она мне недавно рассказала. Приведу ее рассказ.

С каждым годом воспоминания о том времени становятся ярче, подобно листьям, только что спокойно зеленым, и вдруг, в одну ночь, приобретающим яркий золотой цвет.

Тогда была теплая осень с путаницей золотого шороха под ногами, легким веянием падающих листьев, сквозящим пространством пустеющих скверов. Только все это не приносило радости и покоя. Это был первый месяц студенчества. Так хотелось стать студенткой, вырваться из дома. Привлекала жизнь большого города, свобода, самостоятельность. Мечта была труднодостижимой и казалась недоступной. Но всё в конце концов было преодолено, и студенчество в замечательном старом ВУЗе в виде корочек расположилось в кармане.

Только вдруг стало ясно, что Дом врос прямо в сердце, в самую-самую глубину, и оторвать его можно только с живым. Вместо ожидаемой радости пришла боль, тягучая, горькая, тоскливая и долгая-долгая. Первый месяц был просто страшен. Домой — единственная и постоянная потребность. Глубокое отвращение к общежитийному устройству быта заставляло бродить до темноты, перебирая ногами листья, которые, оторвавшись от родной ветки, пожухли, умерли и легли под безжалостные ноги. Хотелось лечь рядом с ними. Внутри так же все пожухло и покорежилось. Рядом кипела студенческая жизнь, задевая острыми углами больное. Неустроенность быта (спать первое время пришлось на газетах, положенных на панцирную сетку кровати) после маминых неустанных незаметных трудов казалась отчаянной. Полное равнодушие соседей, просто не замечающих никого рядом (как-то ночью девчонки решили побить надоевших мух и били их прямо на мне, спящей), и тем самым незаметно иногда переходящее в жестокость, повисло камнем. Одним словом, это было резкое одномоментное лишение любви, заботы, близкого тепла, надежности. Это было больно.

Теперь думается, что в кипящем улье общежития, конечно же были и еще такие тоскующие души. И надо было иметь великие человеческие качества, чтобы хоть иногда отвернуться от созерцания своей боли, отвлечься от пестования своих родных болячек и заметить рядом чьи-то слезы. Качества эти велики не только в силу своей высокой нравственности, но, наверное, и потому, что многим оказываются не по росту, велики уж очень. Любить ближнего своего, как самого себя — широко известная и широко недостижимая истина. Теперь мне точно известно, что помни это — и твоя личная боль отойдет на второй план. Но тогда помнил об этом совсем другой человек.

В один из самых отчаянных дней догнал меня бывший одноклассник. Объяснил: „Ехал в трамвае, увидел расстроенное лицо, вышел узнать, в чем дело“. Как просто. Какая мелочь. Ехал человек по своему делу, увидел, что кому-то плохо, отложил его, чтобы спросить, в чем дело, не помочь ли.

Столько намешано было всего в нашем классе. Думаю, что очень многие с трудом терпели меня, комсомольского вожака. Вспоминая сейчас, сама отвращаюсь от многого. Может быть, и он был в их числе. Но вот — горе, и вышел спросить, в чем дело. Помочь чем-либо было почти невозможно, но вот это присутствие рядом человека, которому можно вылить всю застоявшуюся, наболевшую горечь, давало передышку, надежду на исцеление и, самое главное, чувство неодиночества, неоставленности наедине с бедой. Именно это дает силы жить дальше.

С тех пор он близкий друг всей моей семьи. Много раз повторялись ситуации, когда оглянешься вокруг в поисках помощи и непременно наткнешься на него, тут же откладывающего свои дела и спешащего узнать, в чем дело, и, если нужно, разделить боль.

С тех пор, много лет, меня глубоко потрясает такая простая и такая недостижимая истина: «Носите тяготы друг друга». Так просто, но какая высота и непостижимость. В одно короткое мгновение развилки человек принимает простое и ясное решение — либо о себе, либо о ближнем. Не в церкви, а именно в это коротенькое мгновение первый твой шаг оказывается шагом либо к Богу, либо от Него. Можно на это возразить, что хороших, готовых помочь людей много. Но опыт показывает, что как бы ни был хорош человек, однако за определенным рубежом, у каждого своим, своя рубашка оказывается ближе к телу. Отдать легко то, без чего нетрудно обойтись.

Легко быть „верующим“ — ходить в храм, вычитывать правила, соблюдать посты, ну а если что-то из этого нарушил, покаяться и — полный комплект „христианина“. А вот взять тяготы чужого, не самого приятного человека на себя в ущерб своему благополучию… Можно ли этого достичь? Не безумие ли?

Но нет! Тебе трудно, и Бог из церкви, в которую ты же сам Его запер, как золотую рыбку в аквариум для создания интерьера в доме, выходит и подает помощь руками ближнего. Вот Он здесь, и здесь, а вот и прямо внутри не Его ли раздается голос, когда хочется разделить чью-то беду?

Надежда Захарова

версия для печати