«Пусть они поймут меня…»

Интервью с известнейшим актером Качаловского театра Казани Юрием Степановичем Федотовым мне хотелось сделать творческим. Броское вступление. Оригинальные авторские врезки непосредственно во время беседы. Конечно, поучительное, стилистически ярко оформленное послесловие. Короче говоря — интервью с нами обоими. Но уже к середине разговора мне стало окончательно ясно: ничего не получится. Юрий Степанович оказался человеком предельно честным и искренним. Никакой фальши, никакой игры, что, вообще-то, иногда характерно для ак-теров. В конце-концов, дело даже не только в искренности моего собеседника: казалось, порой он исповедуется, подводит итог прожи-тым годам, переосмысливает что-то в себе — подчас трудно, мучительно... И я понял, что если с помощью каких-либо композиционных изысков буду приукрашивать интервью — сам сфальшивлю, так же, как я, возможно, фальшивлю иногда в жизни, хотя и не являюсь актером.

Мы ходили по театру, Федотов водил меня за кулисы, шла репетиция нового спектакля — необычно видеть сцену так, не из зрительского зала. Показывал свою гримерку: «А вот тут сидел когда-то великий русский актер Николай Иванович Якушенко». И я чувствовал: все это ему очень дорого, близко...

- Юрий Степанович, вы всю жизнь проработали в театре. Вы народный артист России и Татарстана, лауреат Тукаевской премии, орденами вас награждали... Неужели вас никогда не посещала мысль, что ваша профессия слишком иллюзорна, в ней много фальши, может быть... Актерскую профессию, наконец, греховной называют.

(Федотов на некоторое время задумывается).

- Фальшь... Да-да. Это, наверное, присутствует. Как, впрочем, и в любой другой профессии...

У меня недавно случилось несчастье. Умерла моя супруга... И я поехал в Раифский монастырь. Настоятель монастыря отец Всеволод с пониманием отнесся ко мне... Я три дня прожил в келье. И там у меня появился духовник — отец Мефодий. Я как-то очень расположился к нему, мы о многом подолгу беседовали, хотя он и гораздо младше меня... И я ему сказал: «Самый мой большой грех в жизни, что я служу театру». А он мне так хорошо ответил: «Если вы через свою профессию служите Богу, так же как и мы служим Ему, ваша профессия не греховна. Без вашей профессии люди не смогут жить». Я ведь раньше к Вере более легкомысленно относился, хотя и знал всегда — Бог стоит во главе всего... Извините, я вас перебиваю... Меня в детстве мама крестила в соборе Петра и Павла. Потом этот храм закрыли. И открыли вновь уже в начале девяностых. И когда его заново освящали, так получилось — я оказался один внутри него. И вот там со мной что-то произошло. Я даже не знаю, что. Но я словно родился заново. С тех пор, наверное, я стал на многое иначе смотреть.

Иван — Ю. Федотов, "Иван и Маддона"

- А жить вам трудней не стало? Когда человеку приоткрывается что-то высшее, возникает много трудностей. Пусть они временные — но они возникают. Вот у вас творческая профессия. Наверняка, есть у вас завистники, недоброжелатели... А сказано в Евангелии: «Любите врагов ваших»... Получается — любить?

- Да, в реальной жизни все очень сложно... Я недавно был в часовенке от Раифского монастыря, это на улице Кирова. Я там часто бываю: читаю разные книжки. Там хозяйка матушка Валентина, она мне говорит: «Приходите, читайте, когда вам угодно». И я недавно вычитал такие слова: «Самый большой в мире грех, когда ты уже только в уме считаешь, что ты — лучше другого». Вот вам и ответ на ваш вопрос. Нам нельзя не любить друг друга. Иначе на сцене мы сразу начнем лгать. И зрители это увидят.

- Спасибо. Юрий Степанович, коль вы заговорили о сцене и о зрителях. Насколько мне известно, в России актеры работают по системе Станиславского: полная вживаемость в образ, полное отождествление себя с персонажем... С точки зрения зрителя — все замечательно: правдиво, реалистично. А с точки зрения актера? На психику не давит? Нервная система сбоев не дает?

- Я, Андрей, в своей жизни ни разу не встречал актера, который бы в полной мере работал по системе Станиславского. Вообще, актер работает не со Станиславским, а с режиссером. Режиссер нас направляет. Конечно, какие-то элементы из системы в нашей работе присутствуют. Но не более... Был в Качаловском такой актер — Кормунин Павел Васильевич, он уехал в Минск, теперь он народный артист Белоруссии... Так вот, когда он уезжал, я тогда еще мальчишкой был, он подарил мне собрание сочинений Станиславского в четырех томах. Но сказал мне при этом: «Если ты только откроешь один из них, я тебя уважать перестану». (Смеется).

Протасов — Ю. Федотов, "Живой труп"

- Ну, хорошо. А если актер просто играет отрицательных героев? Почему Шаляпин пел Мефистофеля, а потом молился?

- А на следующий день снова пел Мефистофеля, и пел изумительно. Шаляпин вообще всегда боялся выходить на сцену. Боялся до потери голоса... Я сам переиграл много отрицательных персонажей. Играл обаятельнейших подлецов... Нет, я б не сказал, что это нанесло мне какой-то вред. Нет людей хороших и плохих. Перед Богом все равными рождаются... Просто кто-то оступился, кто-то сделал ошибку... За них молиться надо. Я всегда относился к отрицательным персонажам как к людям, а не как к монстрам... Я всегда старался поставить себя на их место.

- Юрий Степанович, а что случилось в последнее время? Почему так много актеров приходят к вере? Варлей, Каюров, Екатерина Васильева... Список можно продолжать. Узнаешь только потом: тот работает алтарником, этот стал монахом...

- Все очень сложно... Не только актеры уходят... Актеры просто на виду... (Некоторое время молчит). Наступает в жизни момент переоценки. Начинаешь думать об истинной свободе. Вот я жил в монастыре. Отстоял все службы... Сколько разных людей приходит... И все — верят. И все равны. Нет никакой вражды между ними... И объединяет всех, таких разных, — Вера. Вот эта Вера — вера в Бога — и есть истинная свобода. Конечно, кому-то трудно, у кого-то горе, кто-то один остался — и они приходят в Церковь. Но это не бегство от своих проблем. Это какое-то очищение. Переосмысливаешь что-то вдруг... Вот и у меня сейчас печаль великая... Грех — жалеть об умершей жене. Грех, грех — я знаю. Но думаю о ней, хочу чтоб ей — там — хорошо было...

Протасов — Ю. Федотов, "Живой труп"

- Юрий Степанович, ведь вы не только играете на сцене. Я знаю, что у Вас появилось еще одно увлечение — живопись. Сравнительно недавно прошла Ваша выставка, и, по-моему, далеко не первая. О вашей авангардной живописи высоко отзываются профессиональные художники. Но вы ведь недавно начали писать картины?

- Вы знаете, да. Я никогда раньше не рисовал даже. И вдруг в 98-м году взял кисть и начал... Это была какая-то внутренняя потребность. Бог словно водил моей рукой. Мне и сейчас это непонятно.

- А вашим близким, друзьям — понятно?

- Им тем более нет! Вот, к примеру, смотрят мои картины молодые актеры. И я вижу — они не верят, что я их написал. Не может такого быть! Они давно знают меня, и вдруг — тот, кого они, кажется, так хорошо знали, — начинает писать, да еще в каком-то экспрессионистском стиле... Но меня это радует. Мне не нужно, чтоб говорили: как это гениально. Они смотрят, им интересно — и это для меня самое главное.

- Почему вы так любите писать солнце? Да необычное — какими-то закрученными вихрями, косичками?...

- Не знаю. Это происходит само собой. Но я действительно очень люблю солнце. Я, может, что-то крамольное скажу, это пришло ко мне подсознательно, во время работы. Бог имеет три ипостаси: Бог Отец — Бог Сын — Святой Дух. И солнце, оказывается, тоже имеет три ипостаси: Солнце — Греет — Светит.

Хлопов — Ю. Федотов, "Ревизор"

- Замечательно. Юрий Степанович, к сожалению, нам пора заканчивать. Но я хотел бы задать вам еще один вопрос. Вы тут упомянули молодых актеров... Газета наша как раз ориентируется, побольшей части, на молодежь. Верите ли вы, что сегодняшние двадцатилетние, которых часто называют «компьютерным» поколением, поколением, выросшим в эпоху великих коллизий и разрушений, верите ли, что они завтра построят другой, лучший мир? Что бы вы им пожелали?

- Обязательно верю: сегодняшние юноши и девушки обязательно построят завтра новый, лучший мир. Они должны исправить наши ошибки. И обязательно их исправят. А пожелал бы я им Веры, Надежды и Любви. Пусть они ошибаются, пусть не всегда понимают нас, пусть судят порой обо всем иначе... Это нормально. Но без Веры, Надежды и Любви ничего не получится...

Когда я был в Раифском монастыре, в келье ночью я неожиданно написал одну молитву. Вернее, она как бы сама пришла ко мне. Вы простите мою наглость, что я хочу ее прочитать... Она, может быть, и слишком примитивная... Но это лучшее, может быть, что я хотел сказать им. Не как поучение, нет... Пусть они поймут меня...

«Прости меня, Господи!
Прости душу грешную.
Прости родных моих,
жену, детей,
внуков.
Прости врагов моих,
Прости друзей,
знакомых...
Прости и помилуй...
Верую...»

Беседовал
Андрей Харламов

версия для печати