Собрание :: Околдованный вестник - очерк об Александре Блоке
Собрание. Православный молодежный журнал
Собрание. Православный молодежный журнал
Собрание. Православный молодежный журналСобрание. Православный молодежный журналСобрание. Православный молодежный журналAssembly - Orthodox Youth Missionary Magazine
Собрание. Православный молодежный журнал
Собрание. Православный молодежный журналСобрание. Православный молодежный журналСобрание. Православный молодежный журнал
Собрание. Православный молодежный журнал
 Молодёжный православный миссионерско-просветительский журнал
Издается по благословению архиепископа Казанского и Татарстанского Анастасия
№7
ноябрь 2004 
На главную
Форум
И ИЛИ
Православное христианство.ru. Каталог православных ресурсов сети интернет
ещё ссылки»
поставьте ссылку на нас
11 сентября: возмездие или вероломство?
Сможет ли женщина стать священником?
Система Orphus
   <<Предыдущая :::: Содержание номера :::: Следующая>> версия для печати

Зодчие Слова

Андрей Харламов

Александр Блок

Околдованный вестник


Иисус спросил его: как тебе имя? Он ответил: „легион“…
Евангелие от Луки


Люди, верившие в святую Софию, но не верившие в Христа, были не способны различать реальности.
Николай Бердяев о русских символистах

Волшебство. Весь мир — волшебство!

В комнате ничего не осталось. Мебели, стульев, книг... Не осталось картин, которые он так любил раньше... Голые стены и железная кровать посередине. Она продала — все! Но иссушающая злоба все равно не проходит. Откуда эти звуки? Это сволочь за стеной опять играет упражнения на фортепиано?! Откуда здесь, на постели, это немощное больное тело? Это лицо — искаженное, уродливое, заросшее многодневной черной щетиной?..

Шаги... Шаги! Хриплый смех, лязгающие звуки ружейных затворов... Ошибиться тут невозможно — это они!

Люба! Еще не все экземпляры уничтожены. Беги к Брюсову. Я знаю, у него осталась еще одна рукопись „Двенадцати“. Сожги ее. Сожги — их — все!..

Голые стены. Железная кровать. Некрасивая полная женщина склонилась над ним. Неужели это — Люба?.. Что она говорит? Доктор?.. Лекарства? Зачем? Он уже не принадлежит этому миру. Те, двенадцать, уже вышли из бездны. Сейчас тьма сгустится, скроет все... А потом все вспыхнет ослепительно-белым!

...И золотоволосый статный юноша с красивым, словно выточенным из мрамора, неподвижным, спящим лицом побредет по зеленым полям в тонком розоватом тумане. Он идет к ней... К Прекрасной Даме. Она снова ждет его... Потому что весь мир волшебство. Волшебник знал это...

Волшебник безусловно знал это. Мастер на всякие выдумки, он выбрал однажды в своем поднебесном замке мраморную скульптуру, топнул сапогами с изумрудным каблучком, стукнул серебряным посохом, взмахнул волшебной палочкой: оживи! Так появился Александр Блок. Забавным было то, что причудой волшебниковой мысли этот холодный мраморный красавец с неподвижным, словно спящим лицом, был наделен огромной чувственностью и обладал поэтическим талантом гения.

В отечественном литературоведении существует точка зрения, суть которой сводится к следующему. Есть два Блока. Ранний — легкий, чистый, пронизанный любовью и светом, и поздний (зрелый)- со своими кабаками, мертвецами, кладбищенскими вьюгами и поэмой „Двенадцать“. Точка зрения достаточно нелепая. Если с ней согласиться, то, видимо, надо согласиться и с тем, что приверженцы и авторы ее стихов Блока никогда не читали. А вот если бы они открыли и прочитали его первый поэтический сборник, то обязательно бы пришли к следующему выводу. Да, света и красоты в ранних блоковских стихах действительно много. Но есть в них и другое. Вот вспыхнет багровый отблеск, зазвучит тревожная мелодия, чей-то зловещий и темный образ вдруг мелькнет и тут же исчезнет в цветном тумане... Другое дело — все эти диссонансные клочки настолько органично вплетаются в общую светлую канву блоковской лирики, что становятся почти незаметными.

Между тем сам Александр Блок знал, кстати, о таинственной и недоброй силе своих творений. В пометках к своим стихам периода знакомства со своей будущей женой Л. Д. Менделеевой он оставил загадочные строчки: „К ноябрю началось мое колдовство, ибо я вызвал двойников («3арево белое...», «Ты — другая, немая...»). Любовь Дмитриевна ходила на уроки к М. М. Читау, я же ждал ее, следил за ней и иногда провожал ее... Чаще, чем со мной, она встречалась с кем-то, кого не видела и о котором я знал. Появился мороз, «метель», «неотвязный», звенящая дверь, два старца, свершающий и пользующийся плодами свершений («другое я»)“...

Любовь Менделеева
Любовь Менделеева

Сама женитьба Блока на Менделеевой была очень загадочной. Ей предшествовал целый ворох необычных происшествий, роковых стечений обстоятельств и дурных примет. Принято считать, что каждой своей женщине поэт отводил какую-то мистическую роль. Любовь Менделеева стала для него „Прекрасной Дамой“, воплощенной „Софией Премудростью“, которой он писал стихи и посвятил свой первый поэтический сборник. На роль эту, надо сказать, Любовь Дмитриевна по складу своего характера не очень подходила, так же как вряд ли она подходила в жены Блоку (если он вообще мог жить с какой-либо женщиной). Но на тот момент девушка была очарована — и не только стихотворными заклинаниями своего избранника. Неловкий угрюмый молчун Александр Блок, как это ни странно, всегда пользовался у женщин большим успехом. Ну а спустя некоторое время... Об этом вообще-то не пишут... Через год жена ему просто-напросто надоела и тогда человек этот выдал ей примерно следующее: „Ты-де Прекрасная Дама, а раз так, то личного между нами быть ничего не должно. Поэтому я тебе буду поклоняться, буду поклоняться, а свои низменные страсти пережигать с другими женщинами, исправляя и очищая таким образом недостойную тебя грешную свою натуру. Ты тоже, конечно, можешь очищаться с кем-нибудь, хотя лучше б, если ты этого не делала и оставалась непорочной“. Позиция потрясающая, а, самое главное, если отбросить всю философию, — очень удобная. Любовь Дмитриевна ее именно так и поняла и поступок мужа сочла за предательство (это и было, в принципе, предательство!). Далее их отношения протекали трудно, мучительно... И в том, что „его Люба“ наконец сломалась — морально и нравственно,- виноват, в первую очередь, именно Александр Блок. Разумеется, он чувствовал себя виноватым, переживал, в конце-концов он по-своему любил ее... Но все это не мешало ему проводить время с целым сонмом женщин самого разного толка и оставлять такие восторженные дневниковые записи: „Моя система — превращения плоских профессионалок на три часа в женщин страстных и нежных — опять торжествует. Все это так таинственно“...

А в 1907 году появилась его вторая книга стихов „Нечаянная радость“. В ней темные демонические мотивы видны теперь уже были невооруженным глазом. Чуть ли не все тогдашние литературные мистики, сами меньше всего пригодные на роль духовных учителей, в один голос заголосили о предательстве идеалов, о черной магии, об отступлении молодого поэта „от христового пути“. Много позднее будет высказано мнение, что вот эта огульная критика бывших друзей и союзников окончательно оттолкнет Блока от Христа. Слышать сие по меньшей мере странно. Мемуарная литература о Блоке, его дневники и письма, его творчество, его жизнь в конце-концов! — говорят совсем об обратном. Александр Блок никогда не любил, не понимал и не принимал Христа (хотя христианской символикой в стихах пользовался охотно). Будучи глубже, тоньше, умней и, несмотря на все свои завихрения, порядочней многих современников, безусловно обладая даром творческого духовидения, духовным человеком в тоже время Блок никогда не был. Фактически он отрицал духовную составляющую человеческого бытия со всеми ее самоограничениями и запретами, без которых просто невозможен никакой духовный рост и суть которой, цитируя, кажется, древних отцов Церкви, сформулировал в одной из своих лекций по сравнительному богословию протоиерей Митрофан Зноско-Боровский:

„Надлежало, чтобы человек, получивший бытие, возрастал, — затем мужался, мужая — укреплялся, усовершаясь — прославлялся, прославляясь — удостаивался видеть Бога“.

„Усовершаться“ Блок не хотел. Он толком не понимал даже, зачем, собственно, надобно ему какое-то усовершение. А это уже указывает на определенней духовный изъян, возможно заложенный изначально в этом человеке.

Так что нет ничего удивительного и неожиданного в появлении после второго его поэтического сборника такого стихотворного цикла, как „Снежная маска“. Ключевого в творчестве поэта! Вообще, в литературе Серебряного века хватало откровенно демонических, разрушающих произведений. Но ни одно из них (по крайней мере, в поэзии) по своей мощи, по глубине, по силе воздействия со „Снежной маской“ сравниться не может. „Снежная маска“ не просто гениальное художественное произведение, не просто „документ нравственного падения поэта“, как будет сказано кем-то впоследствии. Это и свод магических заклинаний, это и манифест тех страшных и грозных сил, вызванных Блоком из иных сумрачных мирозданий и ворвавшихся в этот мир через его поэзию. Сохранилась интересная иллюстрация художника Л. Бакста к „Снежной маске“.

Черное небо, усыпанное ледяными звездами. Заснеженные деревья, странные изломчатые холмы, огромные бездонные тени. И зловещая фигура женщины в раздевающемся черном платье. Женщина наполовину сливается с мраком. Она сама есть мрак. На лице ее смеющаяся маска с узкими прорезями для глаз. За собой она ведет — Блока.

После „Снежной маски“ Блок резко сдал. Его мучают ужасные депрессии, ему снятся странные сны: „Собрание людей, комната, мне дают большое покрывало, и я, крылатый демон, начинаю вычерчивать круги по полу... В груди восторг. Куда мы полетим? Я показываю в окно: туда“. Блок начинает много пить. Стихи он пишет все реже. Качество их постепенно снижается. А от написанного веет какой-то кладбищенской тоской и отчаянием. Именно в это время с легкой руки Бориса Зайцева пошло гулять выражение — „легкий тлен блоковской поэзии“. И лишь изредка в его стихах вспыхивает прежняя творческая сила.

Мировую войну он встретил с радостью („будет весело“) и две революции 17-го года — тоже. А в январе 1918 произойдет последний творческий всплеск. Это „Скифы“ — не столько стихотворение, сколько песнь, гимн тех разрушительных сил, которые в том числе и через блоковскую поэзию были вызваны к жизни и теперь овладели Россией.

И гениальная поэма „Двенадцать“. К слову, концовка „Двенадцати“, где Иисус Христос появляется впереди красноармейцев, как бы благословляя их, многим и сейчас кажется искусственной. Благословлять кровь, хаос и разрушение, которые несут в себе и с собой двенадцать красноармейцев, Христос не может. Но ведь сам Блок сказал: „Христос у меня в поэме компилятивный“. Некоторые исследователи творчества Блока не обращают внимание на такой факт. Блок писал свою поэму в два захода. 8 января — начало поэмы. Перерыв в 20 дней. 28 и 29 — ее завершение. Так вот, в этот перерыв Блок несколько раз перечитывал „Фауста“ Гете. Мефистофель впервые появляется перед Фаустом в виде бродячего пуделя. „Пес холодный, пес безродный“ возникает и в поэме „Двенадцать“. И Блок рифмует его с Христом. Все это, возможно, происходит у Блока все-таки неосознанно, самотеком. Но ответ есть. В поэме произошла подмена. Христос Блока — вовсе не Христос. А тот, кто в данный момент только назвался его именем. Тот, кого в Евангелии зовут совсем по-другому...

На первых порах Блок охотно читает свою поэму на всех своих публичных выступлениях. Потом внезапно читать перестает. Как будто пелена падает с глаз поэта. Как будто только сейчас он неожиданно для себя понимает, какую чудовищную стихию разрушения вызвал он к жизни и орудием какой всю свою жизнь являлся. Впереди больше ничего нет. Впереди только смерть — черная женщина в смеющейся маске. Начинается медленное умирание. Александр Блок меняется даже внешне: когда-то золотистые, а затем темно-каштановые волосы его становятся пепельно-серыми. Черты лица резко заостряются, а кожа приобретает желтоватый пергаментный оттенок. У Блока появляются боли в груди, отнимается нога. Его обследуют лучшие врачи — но не находят никаких болезней. Между тем процесс разрушения продолжается, появляются первые признаки распада психики. Блока все раздражает. Он в бешенстве крушит мебель дома, срывает со стен некогда так любимые им картины и акварели... Любовь Дмитриевна продаст все. В комнате останется только железная кровать. Блока еще будут пытаться лечить — он будет в ярости расшибать склянки с микстурами об стену — ему не помогут лекарства! Потом он впадет в беспамятство. В редкие минуты просветления он будет звать Любу и умолять ее. чтобы она сожгла все экземпляры поэмы „Двенадцать“... Когда он наконец умрет, друзья и близкие, пришедшие попрощаться с покойником — не узнают его. В страшном уродливом мертвеце, представшим их взорам, не будет даже тени сходства с тем Александром Блоком, которого они знали еще совсем недавно. Какой-то глубоко символичной уайльдовской мистикой повеет на всех... „Портрет Дориана Грея“...

Александр Блок на смертном одре. Рисунок Юрия Анненкова.
Александр Блок на смертном одре. Рисунок Юрия Анненкова.

Весь мир волшебство!

Наверное, странный волшебник, превративший некогда мраморную статую в человека, и сам пожалел о таком конце своей неудачной шутки. И колдовством. Только колдовством оставил в памяти современников совсем другого Блока:
Золотоволосого юношу с неподвижным, словно спящим лицом. Гениальным и трагическим поэтом, который после всех страшных ошибок, испытаний и мук, все-таки возвратился, обязательно возвратится к своей небесной избраннице... К Прекрасной Даме.



Цикл очерков Андрея Харламова «Зодчие Слова»:

  • Грустное путешествие (об А. С. Пушкине)
  • Маска Михаила Лермонтова
  • Закон Любви (об А. К. Толстом)
  • Молитва перед пробуждением (об Афанасии Фете)
  • Стихотворения, присланные из Германии (о Ф. И. Тютчеве)
  • Околдованный вестник (об Александре Блоке)

    комментарии на форуме версия для печати
  • << Предыдущая :::: Содержание номера :::: Следующая >>


    На главную :: Миссия :: Творчество :: Мысль :: Взгляд :: Семья :: Судьбы :: Проза жизни :: Поэзия души
    Архив журнала :: № 8 :: Неизданное :: Редакция :: Авторы :: Благотворители :: Форум :: Гостевая :: Обратная связь :: Ссылки :: English

    © 2002-2024 «Собрание»
    info@sobranie.org